Многие учащиеся и педагоги школы – заядлые театралы. Поэтому давно назрела необходимость открыть раздел «Наши рецензии».
В рамках рубрики «Черная кошка» мы начинаем публиковать концертные и театральные рецензии. Первая из них посвящена премьере в Мариинском театре 14 и 15 ноября трех новых балетов в оформлении Михаила Шемякина.
Напоминаем, что мнение редакции может не совпадать с мнением авторов*.

*Примечание: мнение редакции может совпадать с мнением авторов.

ЭЛИСЫ В СТРАНЕ ЧУРАКОВ

Итак, на балетном рынке появились новые балеты Шемякина. Похоже, художник всерьёз нашел свою творческую нишу. Как известно, раньше он вынужденно скрывался в андеграунде, но теперь вдруг обнаружился с обратной стороны артистической планеты. Выяснилось, что «от всей души» художник тяготеет к безусловному китчу – впрочем, именно это и требуется от театрального декоратора. К тому же, по слухам, нет плохих жанров – тому, что известный мастер и балетная вампука в очередной раз встретились в Мариинском театре, можно только счастливо умилиться.

Беда в том, что под Шемякина кинулись малые сии и стали внедрять в зрителей его «творческую волю». В ставшем почти уже классическим из-за частых представлений «Щелкунчике» на музыку П. Чайковского, при явном дефиците хореографии, всё-таки был местный умелец, пытавшийся воплотить предложенную мэтром «гофмановскую пластику», поэтому действо с учетом прекрасной музыки и «новогоднести» в целом удалось. Было по крайней мере орригинально – легким движением руки белые снежинки превращались… в черные, дух Сальвадора Дали аллегорически свисал сушеными фигами, Антон Адасинский изящно отрабатывал свой дроссельмейерский хлеб с маслом и икрой заморской баклажанной, заставляя истекать слюной мышиное царство.

После решили поставить Слонимского – его «Пирлипат» застревала в горле, как несъедобная, генетически модифицированная ириска. Не было уже ни внятной музыки, ни танца – но Шемякин по-прежнему был. Особенно это понравилось дошкольникам, благо спектакль вполне сходил за образцовый детский утренник. Устранить из балета хореографию тогда взялась некая Донвена Пандурски – «наше всё», ибо по образованию она петербургский балетмейстер, а по менталитету – прямо-таки из родственной нам (и по конформизму тоже?) Болгарии.

И вот – новые шедевры Пандурски-Шемякина. Одно название чего стоит – «Мегаполис, три метафизических балета»: самоё «Метафизика» на музыку Прокофьева, «Кроткая» под Рахманинова и – главный приз – «Весна священная» Стравинского. Отдадим должное художнику: он честно сделал живописный фон, не лучше и не хуже обычного. В меру метафорически (поверяя традиционно искривленные формы неким антропоморфным супрематизмом в декоре первого балета), отчасти наивно-реалистически (отдав дань инфернальной эстетике нынешних «металлистов» во втором акте) и безудержно-китчево в кисейно-анилиновых красотах финала.

Но речь всё же о балете, что же Пандурски? Постановщица, числившаяся в «подающих надежды», наконец получила возможность высказаться «по полной». Увы, для оценки видимого результата трудно подобрать адекватное местоимение. Тут не обойдешься простым грустным «увы», здесь надобно что-то длинное и горькое вроде «э-хе-хех». И, главное, нельзя  мерить творения Пандурски в хореографической системе координат, ибо вместо оригинального танца в ее «балетах» – эклектичная мешанина из балетных клише (поза)прошлого столетия – включая, оф корз, производственную гимнастику.

«Варварская» музыка прокофьевской Второй симфонии подана в эстетике рязановской «Карнавальной ночи», главный танцевальный элемент – многочисленные короткие перебежки с целью перестроения. «Изюминка» творческого замысла – неожиданные падения и столь же множественные, вполне гимнастические, шпагаты. Метафизика присутствует разве что в названии, да и то если вам досталась программка. И ухо, и глаз просто изнемогают от несбычи мечт: о, как идеально-непредсказуемо мог бы оживить урбанистическую симфонию кто-нибудь ей конгениальный – допустим, Иржи Килиан. Находятся ведь деньги для роскошных декораций – почему не зазвать гения поставить гениальную музыку? Увы, это как раз что-то из области отечественной метафизики. У наших королей, понятное дело, сверху норковая шуба, но под ней сами знаете что…

Второй балет в лирической части выполнен в подражание англичанину Мак-Миллану и сочетает невнятный мелодраматический сюжет с вечно актуальным «бесовством». Любовь и насилие, милая сердцу достоевщина, петербургские призраки, духи смерти, фуэте – всё на месте, как и положено дамскому «метафизическому» балету…

Но все в напряжении – чувствуется, что это цветочки.

Гвоздь программы – обновленная (фактически до уничтожения) «Весна священная». Неясно, что именно виной этому аутическому акту – подверженность Шемякина цветным снам, податливость Пандурски гипнозу сильной личности, или же её собственные гламурные представления о пресловутой метафизике.

Позволим предположить, что идея балета рождалась примерно так:

– Что это мы, братцы, всё о птицах, да об ангелах, да о высоком?!
– И то верно. У меня вот вчера свояк из Таиланда прилетел – там, прикиньте, тараканов едят!
– Да что Таиланд – у нас и своих тараканов хватает... Метафизика!
– Эврика!!! А что, если нам и вправду что-нибудь такое метафизическое изобразить?! Что, мы хуже тайцев, что ли? Так и назовем – «Сцены из жизни насекомых»...

Это не шутка. Испепеляющая лава музыки Стравинского стала фоном этих самых детских «сцен», притянутым за уши поводом для нелепых танцев эльфов, сильфидок и разной мелкой энтомологической твари. Большего абсурда представить невозможно. С таким же успехом хореографический текст последнего мариинского Форсайта можно переносить на музыку Шопена или Пахмутовой. Музыкальная глухота постановщицы поразительна. По-видимому, для компенсации морального ущерба без вины почившему на сцене композитору авторы сочинили трехстраничную историю о том, чем именно и с какой целью каждая конкретная мошка занимается в течение действа, как будто это имеет какое-то значение.

Впрочем, в середине разукрашенных фломастерами «сцен языческой Руси» бюргерская добропорядочность стандартных танцевальных па сменилась хоть какой-то иронией (правда, заимствованной из комиксов). Речь идет о появлении «Человека-паука», клона героя одноименного фильма, вполне пластично и устрашающе исполненного Михаилом Лобухиным. Паук-таки разгоняет глупо жужжащую живность (а заодно квакающую болотную хлябь) до предусмотренной Стравинским центробежной скорости, и нелепая пестрота капустника наконец-то смешивается в урчащий водоворот мелькающих красок.

К счастью, в театре, несмотря на танцевально-постановочный беспредел, более чем исправно работала Служба Спасения в лице Валерия Гергиева. Его оркестр во всех трех актах играл безупречно. Прокофьев грохотал басовыми рифами, скрежетал пересекающимися оркестровыми плоскостями, зиял метафизическими сколами. Рахманинов лился неизбывной тоской – тепло и опьяняюще страстно – прямо в сердце. А уж подлинную «Весну священную» наш маэстро играет всегда лучше всех. И не спорьте, пожалуйста.

Сергей ПРИВАЛОВ

© 2006

 

В оформлении статьи рисунки М. Шемякина не использовались.
При перепечатке статьи гиперссылка на сайт обязательна.