Статья, которую мы предлагаем вашему вниманию – более чем подробное исследование, посвященное истории всего одной песни, широко известной (не)искушенной публике как песня Бориса Гребенщикова «Под небом голубым есть город золотой…». Кто на самом деле является автором этой мелодии? Кто сочинил к ней слова?
Зеэв Гейзель – известный израильский политик, математик, программист, публицист и педагог. В 1996-99 годах он был советником премьер-министра Израиля Беньямина Нетаньяху. Кроме того, он – наш бывший соотечественник и блестящий знаток российской авторской песни.
Статья публикуется (с незначительными сокращениями) с любезного разрешения автора.
Зеэв Гейзель
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ПЕСНИ
ПРОЛОГ
Что такое «Город Золотой» – общеизвестно. Это песня, текст и музыка которой написаны Б. Гребенщиковым для фильма С. Соловьёва «Асса».
Однако давно существуют и другие версии, утверждающие, что:
- эта песня написана А. Хвостенко
- это вовсе не песня, а пьеса средневекового итальянского композитора Франческо да Милано, которую подтекстовал поэт А. Волохонский, подававший на Гребенщикова в суд и выигравший то ли десять, то ли пятнадцать тысяч долларов (а может, БГ просто заплатил ему, чтобы не было шума)
- поговаривали также, что песню на основе пьесы Ф. да Милано ещё до Гребенщикова пела Е. Камбурова на слова Юнны Мориц
- есть и экзотические гипотезы, приписывающие авторство текста Рабиндранату Тагору…
Ну что ж, придётся все версии проверить...
Чуть-чуть ностальгии
(немного студенческих воспоминаний)
Москва, примерно 1978 год, общежитие МИИТа. Наш приятель Марик берет в руки гитару и тихим голосом поёт: «Над небом голубым…». Мы зачарованно слушаем.
– Чье это, Марик?
– Эту песню написал Хвост.
– ???
– Хвостенко, живущий в Париже.
– Но вот музыка какая-то знакомая…
– Да, мелодия – не его, а старинная итальянская…
***
Пробую погрузиться дальше в глубины памяти.
Год 1972-ой. Наша семья живет в Новороссийске. Мой старший брат Миша, студент Гнесинского института по классу скрипки, приезжает на каникулы и привозит новые пластинки. Их просмотр – целый ритуал: композитора и исполнителя полагается сначала записать в картотеку, и только потом слушать. Одна пластинка называется «Лютневая музыка». Кажется, именно на ней звучала та же мелодия. Явно она, ни с чем не спутаешь. Значит, к ней подобрал слова неизвестный мне Хвостенко. Можно поставить точку? Музыка – Франческо, слова Хвостенко… Надо только на всякий случай проверить.
«Гугл» бессилен
Попробуем поискать в «Гугле». Начинаем с музыки. Пластинку быстро находим. Выпущена фирмой «Мелодия» в 1972 г. На обложке значится: «Лютневая музыка XVI-XVII веков», ниже надпись помельче – «В. Вавилов». Не уточняется, кто такой этот Вавилов, но обычно имя на обложке означает исполнителя. Перевернем конверт. Итак: 10 произведений. Из них только три действительно исполняет В. Вавилов (лютня). Остальное играют другие персонажи. Непонятно, почему только его фамилия на обложке? Наверно, он играет всё на лютне, а остальные ему аккомпанируют – кто на флейте, кто на валторне, кто на органе… Ладно, допустим.
Первое же произведение принадлежит Франческо ди Милано (почему-то «ди» вместо общепринятого «да»). Оно называется «Канцона и танец». «Канцону» легко нахожу и скачиваю в Интернете. Действительно, очень похоже на нашу песню. Есть, правда, отличия – как в мелодии (особенно в «припеве»), так и в гармонии.
Дальше ищем этим же путём ноты – вот они:
Отличия очевидны, но авторство музыки установлено. Осталось только для порядка добавить «написана тогда-то». Кстати, когда она, собственно, написана? Так, поищем по запросу «Kanzona Francesco da Milano» (именно «да», а не «ди», что означает «из»). Жмем на кнопочку… Что такое?! Всплывает только один адрес, причем русский… Я что, установил специальные ограничения? Вроде нет. Так, посмотрим – может, Франческо да Милано вообще неизвестен в Интернете? Набираем запрос «Francesco da Milano» – получаем массу разнообразных ссылок. Ну, хорошо – может, слово «Канцона» нужно писать иначе? Скажем, так – «Kanzone». ОК, есть целых 58 результатов. Но ни в одном из них канцона не связана с именем Франческо.
Не буду и дальше докучать читателю историей того, как я пытался всё-таки связать эти два понятия – «Канцону» и имя итальянского композитора с помощью Интернета. Сделать этого, сразу скажу, не удалось. Я остановился и подумал: что за гадания? Передо мной – ноты, на них русским языком написано «Франческо да Милано». Вероятно, следует поискать итальянский оригинал. Довольно скоро я обнаружил и списки произведений Ф. да Милано, и диссертации, ему посвященные, и ноты – правда, «Канцоны» среди них не обнаруживалось. И это при том, что страниц, повествующих о нашем Франческо (да простится мне панибратство, но к тому моменту я уже ощущал его близким человеком) только на итальянском языке – 811! Как же это они прозевали такую известную мелодию? Откуда вообще появились эти ноты?
Франческо да Милано
Кстати, а что мы знаем о Франческо да Милано? Какова его роль в истории лютневой музыки?
Вообще-то лютня зародилась не в Италии. Примерно в VIII веке мавры завезли в Европу, вместе с исламом, много чего интересного – с точки зрения культуры. В частности, персидский струнный щипковый музыкальный инструмент, который назывался «уд». Именно так он называется и сейчас, с арабским артиклем – «аль-уд», что в испанском языке превратилось в «лауд». Путешествуя по европейским странам, «лауд» получал новые имена – лаут, лют, люта, лютня.
Несколько затруднительно с точки зрения сегодняшних музыкальных представлений строго определить, что же представляла собой лютня. Время было менее формальное, чем теперь, даже количество струн точно не фиксировалось. Точнее – пар струн, так как, начиная со второй, струны были парными. И поэтому когда мы читаем о 5-струнной лютне – надо полагать, речь идет об пяти рядах струн, из которых первый – одинарная струна, а последующие четыре – парные: итого выходит 9 струн. Так вот, наиболее были распространены 5-рядные, 6-рядные и 7-рядные лютни – соответственно у каждой из них было 9, 11 и 13 струн. При этом число рядов могло доходить и до 13 (соответственно 25 струн), а впоследствии стали добавлять и одиночные басовые струны, а число рядов (большинство из которых были уже непарными) доходило до 20.
Непростой была и настройка лютни. Первую струну настраивали, как правило, на «соль» (иногда, впрочем, на «фа» или «ля»), а затем – по интервалам: кварта, кварта, терция, кварта, кварта. В расчете на 6 рядов, что, собственно, и составляло более-менее общепринятый стандарт XVI-го века – века расцвета лютневой музыки. В это время лютня стала почти главным инструментом, популярным и у буржуа, и среди аристократов (сохранилась картина, изображающая королеву Елизавету с лютней). Лютня звучала по всей Европе – в Дании и Англии, Голландии и Польше, Германии и Испании. Но центром лютневого искусства была Италия.
Именно здесь, в Италии, в 1497 г. родился самый известный из лютневых композиторов, которого тогда еще звали Франческо Канова. Придет время, и он станет придворным лютнистом, а Ватикан в лице четырех разных пап будет бережно подшивать в архив каждую написанную им страницу. Тогда его имя начнут произносить иначе: не только Франческо да Милано, но и более трепетно – Божественный Франческо. Кстати, на счет «да Милано» дело весьма сомнительно. Похоже, родился Франческо все-таки не в Милане (как это принято считать), а в маленькой деревушке Меланезе. Разница – примерно как между городом Орёл и местечком Орловка. Но, разумеется, «да Милано» звучало шикарнее, кто-то об этом позаботился.
Итак, Франческо Канова да Милано, прозванный «божественным» – один из самых чтимых итальянских лютневых авторов. Впрочем, его коллегами, которым не удалось добиться высочайшего покровительства герцога Гонзаго или папского престола, мало кто интересовался после жизни – тысячи лютневых пьес не сохранились.
Туман начинает рассеиваться
Итак, мы пытались совместить «Канцону» с именем Франческо Канова да Милано. Интернет, как вы поняли, выглядел при этом весьма жалко, пока… я не перешел на русский язык. Тут одно упоминание его имени дает сразу более 700 ссылок! Причем по крайней мере 100 из них однозначно связывают его имя с нашей мелодией. (В итальянском Интернете, правда, тоже вышло 8 пересечений, но с другими пьесами, названными «Canzona», если это слово написать правильно).
Откуда же взялись приведенные в начале ноты? Ведь лютневые композиторы нотами свою музыку вообще не записывали. Для этого существовала особая система записи – табулатура (точнее, несколько видов табулатур). Даже если эту музыку сочинил Ф. Канова – нотами ее записал кто-то другой. Кто же?
Я расширил поиски, и однажды получил письмо из Франции от М. Мовшица, в прошлом – аккомпаниатора. Он припомнил, что видел ноты этой музыки… в каком-то учебнике сольфеджио. «В каком?!» – чуть не закричал я (но по и-мэйлу это сделать сложно). Мовшиц не помнил. А я засел за просмотр учебников – не только сольфеджио, но и гитарных самоучителей. И что же? Под претенциозным названием «Национальная академия гитары» обнаружил список «рекомендуемых произведений», среди которых – «Франческо да Милано. Канцона». Но почему она существует только в русских изданиях? Кстати, «Академия» сопроводила ноты пометкой: «Произведение, на которое БГ положил слова «Под небом голубым...» Да уж, положил. Прямо под небом голубым и положил...
Наконец, мне надоело бродить по сетевым просторам и я позвонил доктору Леви Шептовицкому, защитившему в Сорбонне докторат на тему «Лютня эпохи Ренессанса». Вот так, просто и со вкусом. Позвонил одному из крупнейших специалистов по лютне и спросил: существует ли полное издание сочинений Франческо Канова да Милано? И получил ответ: да, разумеется, стоит у меня на полке, а что? Да ничего, ответил я, нет ли там произведения маэстро, которое называется «Канцона» или как-то в этом духе? «Канцона», – назидательно ответил мне специалист – по-итальянски означает «песенка». Какую песенку тебе надобно?» И тут я совершил опрометчивый поступок. Я взял и сказал: ту, из которой потом сделали шлягер. И даже пропел её.
Ой, что было!..
Когда шквал улегся, Леви сказал мне совсем просто: Зеэв, ты ведь не глухой. Ты ведь, кажется, когда-то даже брал в руки скрипку. Послушай внимательно: какая тут к чертям (он, конечно, сказал не «к чертям», а несколько иначе) лютня, какая Италия, какой Франческо?! Это же явно из другой оперы!
– Из какой же? – пискнул я.
– Не знаю, – честно признался знаток. – Скорее всего, это русская песня.
Затем мы поговорили еще и еще, Леви честно вколачивал мне единственную мысль: «Это – даже не подделка. Автор то ли не знал, что подделывал, то ли просто этим не собирался заниматься».
Но я всё-таки не поверил ему на слово. Я добыл полное собрание произведений Франческо, изданное Гарвардским университетом в 1970 году в издательстве Cambridge, под названием «The Lute Music of Francesco Canova da Milano (1497-1543)», редактор – Arthur J. Ness. Полистал оглавление – канцоны там нет.
Может, это неизвестное произведение? Однако… Неизвестное ни Гарвардскому университету, ни даже библиотеке Ватикана, в архиве которой должна бы бережно храниться каждая строчка, написанная не каким-то вольным художником, а папским лютнистом? Но почему-то нашедшееся на берегах Невы втайне от музыковедов?
Совсем под занавес я прослушал, как звучит настоящая музыка Франческо да Милано. Общего с тем, что еще недавно я воспринимал как его произведения, гораздо меньше, чем у Чернышевского с Экклезиастом. После чего, собственно, и прочитал некоторые статьи по истории лютневой музыки, подумал и успокоился. Ощутив себя персонажем известного анекдота:
– Поздравляю Вас, Ваша жена родила!
– Мальчик?
– Нет.
– А кто же?!
Чтобы проверить появившееся чувство, что я знаю ответ на вопрос «Кто же?» (не из анекдота, а про песню), я позвонил за океан проживающему в США украинскому художнику и композитору Роману Туровскому. Почему именно ему?
По двум причинам:
а) на сайтах, посвященных лютне, я видел множество его компетентных высказываний;
б) потому что в одной из биографий Франческо да Милано промелькнула странная ссылка на то, что «Роман Туровский считает автором музыки одной из пьес Петра Вавилова», а автор ремарки советовал обратить внимание на фамилию.
Призыву я внял, внимание на фамилию обратил: действительно, ведь исполнителя псевдо-Франческо, судя по пластинке, звали Владимир Вавилов. Совпадение?
Конечно, это было не простое совпадение. Туровский поведал, что практически мгновенно после выхода диска «Мелодии» любители лютневой музыки воспылали гневом на очевидную (для них) фальсификацию. Почему любители? Да потому что официально лютневая музыка не преподавалась ни в Москве, ни в Питере. Не было в СССР лютневой школы, не было ни специалистов, ни исполнителей. Было считанное число любителей. Был, например, такой «любитель» (по совместительству член Союза композиторов и профессор Московской консерватории) Шандор Каллош. Проанализировав пластинку, он заявил: большинство собранной на ней музыки никакого отношения к лютне не имеет. Как эта музыка не имеет отношения ни к Франческо да Милано, ни к Н. Нигрино (чье имя также присутствовало на диске). Исключение, по мнению Туровского – «Зеленые рукава», суперзнаменитая благодаря Голливуду песня XV века.
Подлог был разоблачен, но перчатка не поднята: исполнитель – В. Вавилов – уклонился от обсуждения темы.
Итак – сделаем первый вывод: Франческо Канова Божественный, он же Франческо да Милано, не является автором музыки ни «песни БГ», ни лютневой «канцоны». Так что он с чистой совестью покидает наше исследование, которое тем временем устремляется дальше.
А текст?
Немного отвлечемся от музыки. А что же текст? Кто автор стихов? Про этот вопрос мы как-то позабыли…
Вторая половина расследования продолжалась тоже довольно долго и отнюдь не столь прямолинейно, как это выглядит на бумаге. Первую битву мне пришлось выдержать с Интернетом, подбрасывавшим всё новые идеи – то Гумилев, то «Михаил Волконский, брат декабриста», то «какой-то белогвардеец» и т.д. После проведенной селекции и ухода из большого спорта Рабиндраната Тагора, Гумилева, декабристов и прочих слишком неочевидных версий, остались следующие кандидаты на звание автора слов – выставим их в порядке убывания числа ссылок:
- Б. Гребенщиков (БГ)
- А. Хвостенко (АХ)
- А. Волохонский (АВ)
Отдельно оставалась еще линия Камбурова-Луферов-Мориц, но об этом потом; идея принадлежности первородного авторства кому-либо из них никогда не представлялась мне плодотворной.
Параллельно возник еще один вопрос: а какой, собственно, текст является «правильным»? Как именно начинается песня: «Под небом голубым» (как пел ее БГ), «Над небом голубым» (как запомнилось мне в МИИТе, так же пел Хвостенко), или… «Над твердью голубой» (как пела Е. Камбурова)? Конечно, «правильной» является авторская версия, но настоящего автора надлежит ещё вычислить...
Впрочем, сделать это оказалось не так уж сложно.
Начнем с БГ, которого подавляющее большинство фанатов автоматически определили в авторы. Да что там фанаты, программа «Что? Где? Когда?» устами ведущего Ворошилова однажды сообщила: «Все знают, что стихи к этой песне написал Борис Гребенщиков». Однако сам Гребенщиков нигде не называл себя автором песни, в том числе слов. Часто он называл таковым А. Хвостенко; еще чаще – не называл никого; на сайте группы «Аквариум» приводятся слова А. Волохонского о том, что именно он написал текст, но в перечне песен авторами слов указаны совместно А. Волохонский и А. Хвостенко (главное здесь то, что сам БГ не претендует).
Остались два поэта, два друга, оба – бывшие ленинградцы, оба уехали из СССР в 70-е: Хвостенко и Волохонский. Кто же из них?
Напомним, что сочетание «Хвостенко-Волохонский» более чем знакомо многим любителям «андеграундной» поэзии моего поколения (примерно как «Маркс-Энгельс» или «Бойль-Мариотт»). Они написали много песен вместе. Во многих статьях их не очень-то различают, называя чем-то типа «молодых поэтов-эмигрантов», либо «господами Хвостенко и Волохонским». Но не будем и далее утомлять читателя.
Автор текста – один. И это – не Хвостенко. Хотя бы потому, что он, как и Гребенщиков, нигде не называет себя автором текста, а говорит «о нашей с Волохонским песне». За последние двадцать лет вышло шесть сборников стихов Хвостенко – три в Париже («Басни АХВ», «Поэма эпиграфов», «Подозритель. Второй сборник Верпы») и три в Питере («Продолжение», «Колесо времени», «Страна Деталия»), но ни в один из них поэт не включил ни «Над небом…», ни тем более «Под…».
В отличие от сборников стихов А. Волохонского. Значит, всё-таки он?
Вскоре я разыскал его телефон в Тюбингене. Итак, на проводе – Анри Волохонский собственной персоной:
«Вначале я услышал эту пластинку [Вавилова – З.Г.], где было написано, что музыка сочинена Франческо ди Милано. Ходил и мурлыкал её. Был я тогда в подавленном настроении, так как Хвостенко, с которым мы писали песни, уехал в Москву, а я остался в Питере. С мыслями «Как же я теперь буду писать?» я бродил по городу и однажды зашел в мастерскую своего друга Акселя [замечательного художника Бориса Аксельрода, недавно умершего в Израиле – З.Г.], и минут за пятнадцать написал этот текст. Было это в ноябре-декабре 1972 года».Примерно такое же изложение этой истории можно прочесть в интервью Волохонского радио «Свобода». Или, скажем, в рассказе Л. Тихомирова (о котором речь еще впереди). Если и этого недостаточно – можно найти в «Независимой газете» интервью В. Алексеева, взятое у А. Хвостенко, отчетливо произносящего: «Текст написал Анри Волохонский»…
Возможны варианты
Разобравшись с автором, решим попутно несколько филологических проблем. Прежде всего, каков аутентичный текст песни.
Вот он, на 156-й странице сборника «Анри Волохонский. Стихотворения» (1983, изд. Hermitage, USA, в основном сохранена пунктуация автора):
Над небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И яркою стеной
А в городе том сад
Все травы да цветы
Гуляют там животные
Невиданной красы
Одно как рыжий огнегривый лев
Другое – вол, исполненный очей
Третье – золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый…
А в небе голубом
Горит одна звезда
Она твоя, о Ангел мой
Она всегда твоя
Кто любит – тот любим
Кто светел – тот и свят
Пускай ведет звезда твоя
Дорогой в дивный сад
Тебя там встретят огнегривый лев
И синий вол исполненный очей
С ними золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый…
Теперь – о названии. БГ называл песню «Город». За два десятилетия эта песня прозвучала, по моим подсчетам, примерно на 100 концертах Гребенщикова. Плюс – пластинки, кассеты, диски, передачи на радио, не говоря уже о культовом фильме. Название устоялось, но… сам Волохонский назвал ее иначе – «Рай». Вообще-то хозяин (текста) – барин. Правда, в данном случае…
В данном случае речь идет о Городе с заглавной буквы. Точнее, об образе Небесного Града. На всякий случай я спросил об этом А. Волохонского, и он подтвердил: «Разумеется, я имел в виду Небесный Иерусалим. Реального Иерусалима я тогда (в 1972 г.) еще не видел».
Как же родились другие варианты текста? Скорее всего (судя по воспоминаниям разных людей), БГ просто плохо расслышал запись на кассете. Так, например, полагает Хвостенко: «Да, БГ подпортил текст – он ее, наверно, усвоил на слух. Слух у парня так себе – что же делать...». Впрочем, Волохонский допускает и менее энтропийную версию: «Видимо, у Гребенщикова была плохая копия записи исполнения Хвостенко. Что-то он, возможно, заменил ради музыкального благозвучия, каким он его видел. А вот что касается «Над небом голубым» – мне кажется, что они опасались антирелигиозной цензуры, вот и заменили это...».
Конечно, сам Гребенщиков не склонен вспоминать о «комплиментах» Хвостенко, в некоторых интервью он развивает высокоидеологическую ноту: «По этому поводу мы с Лешей Хвостенко в Париже как-то раз схватились… Я высказывал теологическую концепцию, что царство Божие находится внутри нас и поэтому помещать небесный Иерусалим на небо бессмысленно». Сам АХ об этом споре не вспоминает. Да и непонятно, почему Гребенщиков спор о тексте ведет не с автором оного (т.е. с Волохонским). Впрочем, это не суть важно.
Осталась версия, которую исполняла Е. Камбурова – «Над твердью голубой…». Меня уверяли, что это редакция Юнны Мориц. Я… поверил. То есть решил проверить. Написал Юнне Петровне – и получил от нее заслуженный нагоняй. Может быть, сама певица является автором собственной редакции текста? Оказалось (из телефонного разговора с Еленой Антоновной), что так оно и есть.
Анри Волохонский
Последний вопрос, связанный с текстом – при каких обстоятельствах родилась песня? Что питало творческое воображение поэта?
Когда этот вопрос был задан мне – я даже возмутился. Что, граждане Библии не читали? Открываем книгу пророка Иезекииля. В самом ее начале – пророчество (или видение), в котором есть и ряд «лев-вол-орел», и странное для русского уха выражение «исполненный очей» («мале эйнаим» на иврите), и многое другое.
Но тут посыпались другие версии. Прежде всего, название песни: Рай (да и Город) в видении, посланном Иезекиилю, отсутствует. Вообще, еврейская традиция не видела в пророчестве Иезекииля ничего райского. Увидел это христианский мистик Сведенборг – может, Волохонский его начитался?
Один из участников форума на «Исрабарде» подсказал другую идею – скорее всего, Волохонский видел картину Анри Руссо, которая так и называется – «Рай». Действительно похоже!.. Ай-яй-яй, думаю, я и не вспомнил даже…
Но выяснилось, что в случае с Анри Руссо сработал принцип «ложной памяти». Я был просто уверен, что видел картину с таким названием, и многие мои знакомые «вспоминали»: «Точно! Есть такая!», однако ни в альбомах, нив каталогах такой картины не оказалось. (В результате дебатов родилась новая версия: картина Павла Филонова. Но и у Филонова ни «Рая», ни чего-то похожего не нашлось).
И уж совсем поразительную догадку высказал поэт Герман Лукомников: а Пушкин?
А что Пушкин? – спросите Вы. А я отвечу: да кто ж не знает, что 26 июля 1826 г. великий русский поэт А. С. Пушкин написал стихотворение, начинающееся так: «Под небом голубым страны своей родной…» (ПСС в 10 т., Л., «Наука», 1977-1979, том 2, стр. 297)? Практически то же начало, тот же размер и даже рифмуется!
Но тут я вспомнил школьный диалог из биографии Л. Ландау, написанной М. Бессараб (цитирую по памяти):
- Ландау! О чем думал Лермонтов, когда писал «Героя нашего времени»?
- На этот вопрос может ответить только один человек.
- Уж не Вы ли?
- Ни в коем случае.
- Я так и думал. Кто же, в таком случае?
- Михаил Юрьевич Лермонтов.
- Садитесь, единица!
Поскольку мы не в школе, я решил поинтересоваться у живого классика, т.е. опять позвонил Волохонскому. Ответ был таков: «Сведенборга читал, но подробностей не помню, картину Руссо не видел, а о стихотворении Пушкина не слышал. Слова моей песни, разумеется, навеяны чтением Иезекииля».
Конец второй части
Итак, где-то в феврале 1973 года Алексей Хвостенко в Москве получил из Ленинграда от Анри Волохонского стихотворение «Рай», причем именно как слова, написанные на музыку псевдо-Франческо. Возможно, Хвостенко для этого и дал послушать Волохонскому пластинку. Так или иначе, но в том же 1973 г. АХ исполняет песню «Рай», несколько переделав мелодию, услышанную на пластинке. Кассеты с записью песни стали гулять по Москве, «Над небом голубым» зажила своей жизнью – ее стали петь повсюду. Вскоре кто-то познакомил с песней Елену Камбурову, которая тоже прослушала пластинку Вавилова и стала петь песню по-своему, слегка изменив текст. Спустя несколько лет, в 1978 году, уже от Камбуровой, песню услышал известный бард В. Луферов. Он стал исполнять камбуровский вариант (изменено только одно слово) в бардовской манере.
Есть ещё одна важная страница в истории песни.
А именно: Ленинград, студия «Радуга» под руководством режиссера Эрика Горошевского (тогда еще студента у Г. Товстоногова), где в 1975-76 гг. был поставлен «Сид» Корнеля. Ответственный за музыкальное сопровождение Леонид Тихомиров взял текст Волохонского «Над небом голубым» и соединил его с той же мелодией с пластинки, на этот раз (в отличие от АХ) не «подправляя» ее. Так песня вошла в спектакль (в котором флейтист «Аквариума» Д. Романов – «Дюша» – играл главную роль). Тихомиров впоследствии неоднократно ее исполнял, при этом каждый раз честно называя авторов – Волохонского и… разумеется, Франческо да Милано. К сожалению, я не смог достать записи этого исполнения ни на каком носителе. Не знаю, сохранилась ли она вообще.
Отметим, что студия «Радуга» была очень популярна среди питерских студентов и вообще среди молодежи. По воспоминаниям Тихомирова, «в ней оказался в полном составе и «Аквариум». И не просто оказался: Горошевский ещё осенью 1974 г. поставил музыкальный спектакль «Притчи графа Диффузора» – в сущности, капустник «Аквариума», в котором участвовали и БГ, и другие аквариумисты. Этот спектакль сыграл важную роль в жизни как БГ и «Аквариума» (поскольку был их первой профессиональной постановкой), так и самого Горошевского: репетировали вначале в университете, но после постановки «хулиганов» попросили убраться из стен ЛГУ, вследствие чего и возникла независимая театр-студия «Радуга», поначалу даже использовавшая аппаратуру «Аквариума».
Побочным эффектом от постановки «Сида» можно считать и некоторые события 1987 года, когда режиссер Сергей Соловьев решил пригласить для фильма «Асса» культового андерграунд-рокера Бориса Гребенщикова и его группу «Аквариум». Их первая же встреча чуть было не сорвалась из-за пустяковой детали: договорились где-то встретиться, и Соловьев спросил: «А как я Вас узнаю?». Возникла пауза, за которой последовало: «Да, такого лоха я еще не встречал!». В качестве одной из песен была предложена «Под небом голубым». Почему «под» – мы уже обсуждали. А вот мелодию Гребенщиков пел ближе к хвостенковскому варианту (несколько упростив его), а не к «тихомировскому» (более соответствующему пластинке). Так что, скорее всего, к этому времени БГ действительно немного подзабыл песню из спектакля Горошевского, освежив ее в памяти по кассете Хвостенко.
Долгожданный конец первой части
И тут возникает очередная неувязка. В титрах фильма авторы песни указаны не были. Вообще! Когда спрашивали об авторах музыкального редактора фильма М. Бланк – она кивала на режиссера. Режиссер коротко отвечал: да знаю я, чья это песня! Но вы же понимаете…». К тому времени Волохонский уже был «предателем Родины» – уехал в Израиль...
Как бы то ни было, фильм «Асса» вышел на большие экраны и стал культовым. А песня превратилась чуть ли не в гимн поколения, воплотивший поиски красоты и гармонии. И автором этого гимна повсеместно стал считаться БГ, пятый исполнитель песни. Воистину, «из всех искусств для нас важнейшим является кино»!
Не волнуйтесь, я помню – мы так и не решили вопрос об авторстве музыки. Мы лишь установили, что оно не принадлежит Франческо да Милано.
Наиболее естественной выглядит версия Туровского: пьесу сочинил сам В. Вавилов. Формально не исключена и другая возможность: ноты (с пометкой «Франческо да Милано») могли как-то попасть к Вавилову, а тот искренне поверил в старинное происхождение музыки. Но такая версия маловероятна. Ведь Вавилов (в отличие от автора этих строк) не был дилетантом, млеюшим от вида «старинных» нот. Он был, как сейчас говорят, «аутентистом», то есть энтузиастом возрождения старинной музыки. Что же, он не мог распознать современные мелодические ходы, не заметил, что музыка никак не могла быть написана в эпоху Возрождения? Ведь он же…
Выходило, что именно Вавилов всех и мистифицировал. Вольно или невольно? – спрашивал я. Но не мог найти ответа. У меня даже родилась крамольная мысль – а был ли вообще такой человек, Вавилов? Вот ведь сайт «Классика» открыл форум на тему, название которой буквально совпадает со знаменитой пластинкой: «Лютневая музыка XVI-XVII вв.». На этом форуме я узнал, например, что «v mire okolo 55 russkojazychnyh ljutnistov», но только двое из них выпустили свои диски – Олег Тимофеев и Александр Суетин (впрочем, это не совсем так: есть еще диск Анны и Антона Бирулей). А о Вавилове – молчок! И если Хвостенко в уже упоминавшемся интервью «Независимой газете», не моргнув глазом, утверждал: «Неизвестно, существовал ли в XVI веке автор, Франческо ди Милано – никаких нот этого композитора не найдено», то может и Вавилов – сплошная мистификация? В этой истории я уже ничему не удивлюсь!
Но – долой мистику! После блужданий по Интернету нахожу имя: Я. Ковалевская. Еще несколько усилий – вот он, телефон в Санкт-Петербурге. Звоню. На другом конце провода – один из самых известных преподавателей гитары в СССР Ядвига Ричардовна Ковалевская, много лет руководившая классом гитары в музыкальном училище им. М. Мусоргского:
- Володя Вавилов? Ну конечно, я его прекрасно помню. И мелодии, которые он сочинял… И эту, которую он выдал за Франческо да Милано…
И Ковалевская стала рассказывать, соединяя воедино найденные мною обрывки.
А затем я получил еще одно подтверждение в письме от Олега Тимофеева – лютниста, по совместительству защитившего докторскую диссертацию по истории русской гитары. Наконец, в справочнике «Классическая гитара в России и СССР», изданном (где бы вы думали) в Тюмени в 1992 г., я обнаружил статью: «ВАВИЛОВ, Владимир Федорович». Увидев её, я вздохнул с облегчением. Вавилов нашелся! Только… он ли это?
Тут, благодаря О. Тимофееву, появляется еще одно имя: питерский специалист по всему, что связано с гитарой: Абрам Семенович Бруштейн. Он был первым в списке людей, написавших мне: «Да, я знал это лично от Вавилова: он сам и написал музыку на этой пластинке». Бруштейн подтвердил и уточнил информацию из тюменского гроссбуха. Более того, сообщил, что дочь Вавилова до сих пор живет в его квартире на Витебском пр., 23.
Вообще-то к этому моменту я знал уже достаточно много о В. Ф. Вавилове.
А именно: училище при Ленинградской консерватории, помимо прочих своих достоинств, было давно известно классом гитары, который вел выдающийся гитарный педагог П. Исаков (вышеупомянутая Я. Р. Ковалевская тоже училась у него). Впрочем, преподавал он не только в училище, но и во Дворце пионеров, и в школе при училище. И там среди его учеников был гитарист-семиструнник Володя Вавилов, 1925 г. рождения. Который так и не поступил в музыкальное училище, хотя был исключительно способен – об этом свидетельствует серебряная медаль Международного фестиваля молодежи и студентов 1957 г., полученная им в дуэте с Л. Андроновым (шестиструнником), впоследствии знаменитым гитаристом, учеником и продолжателем дела П. Исакова, профессора и т.д. Дуэт двух виртуозов был знаменит – а лидером в нём был именно Вавилов, и играли они чаще всего вавиловские же композиции! Тот же Тимофеев рассказал мне, что недавно их исполнял руководимый им ансамбль «Айова гитарс» (где еще, по Вашему, играть ансамблю Олега Тимофеева, как не в Айове, откуда он меня и порадовал письмом) – полный восторг, замечательно!
Так что естественно, что Вавилову было мало гитарной славы. Он хотел быть композитором. Более того – он и считал себя таковым, но поскольку чувствовал недостаток формального образования – пошел учиться на курсы при Союзе композиторов к И. Г. Адмони (до этого преподававшим композицию в школе при музыкальном училище). Последний, кстати, тоже исключительная личность: его вытащил из лагеря ни кто иной, как Д. Д. Шостакович, его брат – знаменитый переводчик Ибсена (и не только), а отец консультировал адвокатов на процессе И. Бродского!
Но вернемся к теме… Вавилов писал песни, гитарные композиции, но ему все время хотелось большего – совершить то, чего не делали другие, и играть иначе: взять в руки лютню, возродить ее. Выполнил ли он свою сверхзадачу?
По правде говоря, не совсем. Даже «лютня», на которой он играл, была не собственно лютней, а «лютневой гитарой» (настоящую лютню он раздобыл только в 1971 г.). Обычная публика, разумеется, на концертах об этом не догадывалась (как не понимали этого впоследствии и многие слушатели пластинки «Лютневая музыка 16-17 вв.»).Еще сложнее обстояло дело с музыкой, которую Вавилов сочинял. Это была… как бы точнее сказать… не та музыка, которую было принято ожидать от советского композитора: вроде бы классика, но почему-то не для «классических» инструментов. Поэтому он не мог издать ничегошеньки из того, что писал (за исключением двух-трех песен). А уж тем более нельзя было и помыслить о чем-то большем. Вот постепенно и созрела идея…
Сначала Вавилов выпустил самоучитель игры на гитаре. В самоучитель он включил несколько произведений, подписанных именами известных русских гитаристов. Надо ли объяснять, что никто из этих авторов не написал туда ни строчки? Эксперимент прошел удачно, Вавилов осмелел, и стал уже на концертах исполнять свои же произведения, предваряя их звучными ренессансными именами. Публика уважительно кивала, демонстрируя свою глубокую осведомленность в барочной музыкальной культуре.
И наконец… на фирме «Мелодия» решили сделать пластинку (впоследствии многократно переизданную) из лютневой классики эпохи Возрождения, которую как раз В. Вавилов и исполняет. И он исполнил!
Имя его совершенно заслуженно стоит на обложке диска, и вовсе не из-за того, что он является одним из исполнителей. «Вавилов» – единственное имя, которое и могло стоять на обложке пластинки, почти целиком составленной из его собственных сочинений или его обработок. Пластинка мгновенно разошлась по всей стране, ее покупали рядовые любители музыки и профессиональные музыканты. Ренессанс вдруг оказался столь близким, многие мелодии столь хорошо запоминались… А одна запомнилась всем.
Даже две, потому что был еще и «Ричеркар», приписанный другому композитору той эпохи – Никколо Нигрино. Музыку ричеркара использовало советское Центральное телевидение в серии передач, посвященной Эрмитажу: ну что еще может так идеально подойти в качестве музыкального сопровождения к полотнам пост-средневековых мастеров, как пост-средневековая же мелодия? С тех пор повелось на ЦТ озвучивать всё пост-средневековое этим псевдо-ричеркаром псевдо-Нигрино. А для тех, кто не смотрит ТВ, на широкий экран вышел фильм Алова-Наумова «Легенда о Тиле», где в титрах рядом с Вивальди – Нигрино.
Всё это я уже знал, когда позвонил Тамаре Владимировне Вавиловой. Поэтому я задал ей только один вопрос: «Зачем?». Вопрос был прекрасно понят:
- Отец был уверен, что сочинения безвестного самоучки с банальной фамилией «Вавилов» никогда не издадут. Но он очень хотел, чтобы его музыка звучала. Это было ему гораздо важнее, чем известность фамилии…
Итак: можно считать установленным, что автор музыки «знаменитой песни Гребенщикова» – В. Ф. Вавилов. Несмотря на то, что у меня нет автографа – нотного листа, на котором ноты псевдо-Канцоны были бы сверху подписаны «Владимир Вавилов» (признаюсь, пытался найти такой для красоты завершения расследования).
Хотелось бы задать последний вопрос – что чувствовал композитор, пластинка которого появилась в СССР чуть ли не в каждой интеллигентной семье? Можно ли считать, что благодаря фирме «Мелодия», телевидению и фильму «Асса» его мечта сбылась? Увы, спросить об этом уже некого. Владимир Вавилов умер 11 марта 1973 года от рака поджелудочной железы, не дожив двух месяцев до 48-летия. Он умер в Ленинграде примерно в те дни, когда в Москве впервые раздалось под звуки гитары: «Над небом голубым…»
Эпилог. Над или под?
Осталась невыясненной, казалось бы, маленькая деталь – как все-таки точнее петь: «под небом голубым» или «над»? То есть ответ мы вроде бы знаем: конечно, «над», как в авторском тексте Волохонского.
Однако была в истории написания песни еще одна загадка, которая кое-что прояснит и в тексте. Она связана с человеком, имя которого мы упоминали. Это Борис Аксельрод, он же Аксель, ленинградский художник, в мастерской которого Волохонским было написано стихотворение. Назвать его художником было бы преуменьшением. Его студия в мансарде на углу Фонтанки и проспекта Майорова (ныне – Вознесенского) была неким фантастическим центром, притягивавшим самых разных людей – художников, музыкантов, историков, литераторов… Общение с Акселем повлияло на многих из них почти «роковым» образом.
Например, под его влиянием музыкант «Аквариума» Андрей Решетин, он же «Рюша», увлекся барочной музыкой (хотя раздумывал, не посвятить ли жизнь теоретической физике) и стал руководителем первого барочного оркестра в России. После оркестра родился другой большой проект – Академия «Earlymusic», на сайте которой http://www.earlymusic.ru читаем: «Академия носит имя художника и философа Бориса Аксельрода (AXL), мастерская которого в 1970-е – начале 1980-х являлась духовным центром андеграундной культуры Ленинграда. Именно AXL дал импульс развитию многих ныне известных музыкантов-аутентистов, в том числе Андрея Решетина, который считает художника своим духовным отцом. Следуя его заветам, Решетин создал AXL-Академию…»
Другая знаменитость, отец питерского аутентизма Феликс Равдоникас пишет об Акселе как о человеке, пробудившем веру в том, что он сможет преодолеть все препятствия на пути возрождения старинной музыки в России.
Вы, читатель, ожидаете, что сейчас откроется: и Вавилов бывал в мансарде у Акселя! Это было бы здорово, но, к сожалению, никаких свидетельств их знакомству я не нашел. Но зато нашел важный рассказ Волохонского (в воспоминаниях Лики Белоцерковской): «В 1972 году Аксель получил заказ – сделать мозаичное панно «Небо» для Таврического сада. Мозаика делалась не из настоящей смальты, а из керамических квадратных плиток разного цвета. Каждую плитку нужно было разрубить на несколько частей, а из кусочков выложить как раз те небесные фигуры зверей, которые ранее нарисовал Аксель. Потом все кусочки приклеивались к плотной бумаге и хранились где-то у Акселя, с тем чтобы позднее быть перенесенными уже на цемент, площадь которого была метров тридцать».
Память немного подвела Волохонского – площадь панно должна была быть не 30, а… 254 квадратных метра! Этот гигантский проект (описание которого можно найти на сайте axlent.narod.ru/Israel_Encaustic_Art.html, причем называется он там «The Garden of Eden from Earth»!) пытались реализовать несколько лет, но он так и не был осуществлён. Тем временем тонны (без преувеличения) действительно голубого неба (точнее, сине-голубых керамических кусочков, которые должны были стать небом) лежали в подвале у Акселя. А НАД ним, над этим голубым небом и царила та фантастическая атмосфера, где рисовались эскизы удивительных зверей, где по коридору бродила ученая ворона Радилярдус, на потолке сияли звезды, а в ванной работал аппарат омоложения.
Подведем итоги.
Автор слов – Анри (Андрей) Волохонский. Стихи созданы в ноябре 1972 г. на мотив мелодии, услышанной с пластинки «Лютневая музыка», а навеяны атмосферой в мастерской Б. Аксельрода.
Автор музыки – Владимир Вавилов. Она написана примерно в 1967-68 гг.
Первый исполнитель – Алексей Хвостенко. Все остальные варианты исполнения генетически восходят к нему и генерируются по нехитрой формуле «услышал – сыграл по-своему».
Таков конец нашей истории – светлой и грустной.
Светлой – потому что вот уже более тридцати лет в мире живет Песня, у которой меняли и название, и слова, и музыку, и исполнителей, но она по-прежнему живет в сердцах новых поколений… Какая счастливая песенная судьба!
Грустной – по причинам противоположным. Поскольку остались в тени два её подлинных автора. Однако «главное – чтоб услышали». Таково было желание обоих.
Над небом голубым есть город золотой…
© Зеэв Гейзель (2005)
© Сергей Привалов (литературная обработка, сокращения, 2014)
При перепечатке ссылка на сайт обязательна